— Да… Вопрос, надо понимать, символический, — пробормотал я, бросая один МГ на землю и снимая второй. — Видами окрестностей любуюсь, и не ори. Где-где. Там же, где и все. Много бы один «максим» навоевал?
— Ладно, извини — адреналин после боя играет. Но раненых хватает. Олег какой-то осколок поймал, и Степана чем-то приложило…
— Пошли глянем.
Раненых разместили недалеко, в тени деревьев. Олег, с перебинтованной головой, был там же.
— Ну-с, на что жалуемся? — Я присел возле него.
— Да вот, бандитская пуля задела…
Я раскрутил тряпку, которой его перевязали — рана так себе. Чиркнуло хорошо, до кости. По-правильному — ее шить надо. Да и прививку от столбняка не помешало бы.
— Ну, жить будешь. Правда, шрам будет — ничего не попишешь. От столбняка прививку когда делал?
— Не помню уже…
— Это плохо. Антибиотиков опять же нет. Хоть бы какой-никакой стрептоцид… Ладно, будем надеяться, пронесет. А вообще как? Не тошнит? Зрение не двоится? Нет? Ну и то хорошо.
— Жить будет, — сказал я Сане. — Где Степан?
— Да вон лежит.
Так, этот посложнее. Степан уже пришел в себя, но взгляд… Взгляд мутный, блуждающий… Ну, видимых повреждений не видно. Вероятно, контузило.
— Саня, тут, похоже, контузия. Точно не скажу, сам понимаешь, ни фига нет. Давай его на носилки. Придется ему попутешествовать лежа. И поспрашивай там солдат — может, кто санинструктор или еще что. А то я сам зашьюсь.
Я пошел дальше, осматривая раненых. Ох, не хотелось мне примерять на себя личину военврача — провести всю войну в медсанбате… нет уж, увольте. Но выбора не было. Вообще, на удивление, раненых было меньше, чем я ожидал. Бронежилетов-то нет, касок тоже. Вероятно, нам повезло, что бой был в лесу, иначе четыре немецких пулемета и орудие осложнили бы нам жизнь куда как серьезнее. Но и с имевшимися ранеными было много возни. «Пятеро — легкие, осколочно-пулевые ранения мягких тканей конечностей, — отметил я про себя, — Степа средний. Контузия. Пару дней займет ему отойти — если ничего посерьезней не выплывет до тех пор. А вот двое… Один поймал пулю в легкое. Пневмоторакс, мать его. Были бы у меня инструменты, и я бы его вытянул. Пару минут работы, трокар, герметизация входного отверстия и постельный режим. Но ведь нет ни фига». И мне не оставалось ничего делать, кроме как бессильно наблюдать, как молодой парень умирает. Слава богу, он был без сознания. Второй был и вовсе плох. Проникающее в живот. Спасти его могла только немедленная операция, но это было из разряда фантастики. Он был в сознании и все просил воды… Я глянул на Саню, стоящего рядом, и покачал головой.
Кто-то открыл банку с тушенкой и сунул мне. Вторую такую же, кажется, сунули Олегу. Сидим мы — едим. Мужики, те, которых мы освободили, ходят кругами — косятся. Наши все заняты, а Букварь снова смотался. Двужильный он, что ли? После такого боя еще в разведку умотать! Олежек весь в крови, голова в бинтах — страшный как черт, сидит, лыбится, тоже на меня поглядывает. Наверно, надеется, что меня стошнит от его вида. При всех показать ему средний палец как-то неудобно. Кто его знает, что этот жест в сорок первом означал? Поэтому просто скрутила дулю. Так оно как-то всеисторично, что ли?
Олег чуть не подавился от хохота. Дернулся и тут же схватился за голову.
— Извини, — пробормотала.
— Да ладно, — попробовал улыбнуться он.
— Хреновый из меня командир. — Я вздохнула. — Вон, все знают, что делать, а я — нет. Товарищ Иванова — просто дура.
От еды мысли появляются. Иногда даже дельные. Правда, не вовремя.
— Олег, — позвала я.
Он оторвался от еды и посмотрел на меня.
— Слышь, а мы в их стереотипы не вписываемся…
— В чьи? — не понял он. — В какие стереотипы?
— В психосоциальные.
Н-да, это только раненому в голову человеку сейчас до моих рассуждений! Но меня уже понесло:
— Понимаешь, они привыкли к стереотипам. В общении, в поведении. Если военный — должна быть субординация. А мы — все по именам, а то и вообще по никам с форума. Без всяких там «товарищ лейтенант, разрешите обратиться». Для них — это шок. Они нас не могут вписать в свой «табель о рангах». Если мы военные — должны ходить строем и бегать по приказу. Если гражданские — тут их тоже клинит. Не могут гражданские так воевать. И еще это своеволие в передвижениях и командовании. Каждый делает, что хочет. Для нашего времени — это норма, а они про креатив еще лет шестьдесят слышать не будут. В общем, либо мы меняем их, либо меняемся мы. А оно не получится. Меняться. Мы все делаем индивидуально, реализуя одну цель. А в этом времени все делают однотипно, реализуя только свою часть приказа. А дальше — все! И мы — все! Чуют мои нижние девяносто шесть, что на этом мы и попалимся. На неумении ходить строем и козырять на каждую фуражку.
— Ну, значит, будем воспитывать молодежь… — констатировал Олег. — Хотя эта молодежь по году рождения нам в деды-прадеды годится, но все ж… Да и выходить к своим рано нам еще. Слабы мы, не выйдем.
Ладно, винтовка сломана, подберу другую, и наганы поднять надо, автомат тоже. Блин, сколько я бредил?! Что, Тэнгу ко мне не подпустил никого? Получается, так. И оружие все подобрали, и наганы мои, и автомат кто-то прихватил. Ладно, пойду в лагерь. Ага, вот и наши сидят, обсуждают чего-то. Подхожу к Нике и говорю: «Командир, я без оружия остался, и… А чего на меня все так странно смотрят?»
— Ребята, на пятиминутку соберитесь, пожалуйста! — попросила я.
Собрались все, кроме Степана, у которого «постельный режим».